Упоминание о нашем городе (в то время это было небольшое местечко) имеется в указе Екатерины II от 10 февраля 1784 года «Об устройстве новых укреплений у блокгауза у Еничи, где переправа на Арабатскую Стрелку». Среди 12 перечисленных укреплений упоминаются «блокгаузы» у Еничи, где переезд на Арабатскую Стрелку.

Само слово Геническ происходит от тюркского слова Дженичке, что означает Тонкий пролив. Первоначально он возник, как укрепление, предназначенное для обороны границ.
С 10 февраля 1784 года — блокгауз у Еничи Днепровского уезда Таврической области Новороссийского края. Посёлок образовался на земле, отведённой от казны в начале XIX века, для развития соляного промысла и для удобств в перевозке соли с юга во внуть страны.
В 1786 году в Геническе начал работу рыбный завод.
Завод составлял: во-первых, большой рубленый деревянный дом, построенный совершенно как хата; во-вторых, сами здания завода, то есть три-четыре длинных деревянных сарая, две-три каморки и кладовые; и в третьих, множество рыболовных сетей и разного рода и вида деревянной посуды, потребной при ловле и приготовлении рыбы.

В доме рыбного завода живут, разумеется, забродчики и сам атаман. В зданиях завода приготовляется и хранится рыба.
Ещё издали, подходя к заводу можно было почувствовать сильный и довольно неприятный запах. Он стаёт почти невыносим, когда проходишь мимо сараев или входишь на двор завода. Ну, если снаружи чувствовалась острая вонь, то вероятно и само жилище рыбаков должно быть скопищем нечистоты и беспорядка в их хозяйстве. Но это было совсем не так!
И сени и хата были ярко освещены не свечами, но особенного рода плошками, налитыми рыбьим жиром. Светильники эти называются «каганцами». Сени были очень просторны, высоки и без потолка. Под хатней стеной их устроен был большой очаг в три-четыре котла, в которых под «капкачами» (деревянными плотными покрышками) варилась страва (пища).

У очага, из которого густыми клубами вился очень приятного запаха пар, присутствовали два чёрных, как арапы, кухаря, с длинными усами, с чубами и с атлетическими формами тела. В противоположной очагу стороне сеней видны были деревянная стена с дверью в каморку, вроде кладовой, множество бочек, кадок, ваганков, коряков, куф и другой посуды.
По стенам сеней, на деревянных колонках, было развешено немало верёвок, сетей, ниток пряжи, шапок, шляп и сапог. Посреди сеней, на земляном полу, уже расставлены были низкие, четырехугольные столы, и на них стояли пустые ещё деревянные лохани и миски.

Ни ложек, ни спичек для галушек на столах не было. Маленькие корытца наполнены были солью. Всё это было приготовлено к вечере. Под высокой и закоптевшей дымом и парами кровлей сеней развешено было множество балыков, копченого рыбца, шамай и тарани. Капли жира, истекавшие из этой копчёной рыбы, звонко падали в подставленную посуду. Расставлено и развешено всё было в удивительном порядке и чистоте. Это всё было в сенях.
А далее – хата, в которой могло поместиться, не теснясь, по крайней мере, человек пятьдесят, если не больше. В подобразном углу хаты стоял большой киот. Он сделан был под лак из дуба и украшен внутри и снаружи резьбой и позолотой. В самом киоте стояли большой образ Покрова Богородицы в позолоченном окладе и множество позолоченных образков.

Перед Святой иконой теплилась позолоченная лампада и тускло пылал ставник из белого воска, обвитый золотом. Ставник этот поставлен был в металлическом подставнике, какие стоят в церквах перед местными иконами.
Тут же, перед киотом, на столе находилась большая кружка, в которую через отверстие опускались часто немаловажные денежные пожертвования во имя Бога. В другой кружке под замком хранилась общественная казна забродчиков.
Около стен хаты приделаны были широкие лавы — доски, заменявшие стулья, столы и скамьи. Налево от двери стояла большая печь. От неё в три ряда по стене устроены были полки, или нары, как на кораблях и пароходах.
В зимнюю пору забродчики залезают на них спать. На потолке, по сторонам дубового сволока, вырезаны были имена и прозвания забродчиков и их атаманов.
Посреди хаты стоял столб. Он, этот столб, позорный, к которому привязывают верёвкой каждого, в чём-нибудь провинившегося забродчика. Пол в хате земляной. Но киот поставлен на полу из досок.
Стены хаты хотя и не белены, но довольно чисты. Одно только нарушало общую чистоту хаты и сеней — это множество мух, чёрными пятнами сидевших на потолке, по стенам и гудевших словно пчёлы в улье во время жары.

В заводском дворе находились стройные ряды пирамидально сложенных скирд. В них сложена была рыба разных сортов, приготовленная в продажу.
В первых двух рядах помещались тарань и талавирыса; в других были судаки, чехонь, рыбец, синьга и проч. За скирдами бесчисленными рядами развешена была рыба на низках.
Среди двора завода, над ямой, вокруг которой рыба вчерашнего улова лежала кучами, сидело десятка полтора забродчиков. Все они были в одних рубашках, синих шароварах, босые, в соломенных шляпах, с засученными рукавами, с ножами в руках и трубками в зубах.
Они сидели большей частью по-турецки. Перед каждым, под кучей рыбьей чешуи, лежала доска, на которой он чистил и «карбовал» рыбу.

Другие таскали её в сараи и из сараев на двор для просушки и развески. В первом сарае стояло несколько огромных перерезов, «шаплыков»; и среди сарая вырыта была яма.
Яма и перерезы наполнены были грязным и нестерпимо вонючим рассолом, в котором прело множество рыбы. По стенам и под кровлей сарая развешено было множество балыков, копчёнки и прочего.
В другом сарае забродчики занимались переменой уже просолевшей рыбы; в третьем — переменяли самый щелок, или рассол, и потом наполняли его рыбой; в четвёртом — в кадях, лоханях и ваганах — приготовлялись рыбий жир, икра и прочее. Вот так выглядел в те времена рыбный завод.
С 12 декабря 1796 года наш город именовался поселением Геничи Перекопского уезда (Перекопский уезд включал в себя и территорию Днепровского) Новороссийской губернии, а Арабатская стрелка Феодосийского уезда Новороссийской губернии.

С 10 октября 1802 года — поселение Геничи Днепровского уезда Таврической губернии.
С 1812 до 1837 годы параллельно употреблялось и другое его название Усть-Азовское, существовало и третье название — Тонка.
С 1812 года учреждена как продолжение Геничи слобода Усть-Азовск с тем же подчинением Днепровскому уезду Таврической губернии (Наименование «Усть-Азовск» употреблялось десятилетиями преимущественно в официальных документах и в результате не прижилось).
В Геническе появляются торгующие зерном компании, в 1894 году вступила в строй крупная вальцевая мельница Шапиро.
Троника – это была вторая по производительности мельница юга Украины.
Построена мельница в начале XIX века немецким колонистом. Держал ее Шапиро, который приходился дядькой Тронику. Впоследствии он продал ее племяннику и именно с его фамилией геничане связывает воспоминания о прошлом мельницы.

Находилась мельница Шапиро Троника в районе от улицы Юзкуйской (ныне проспект Мира) до улицы Воровского (где сейчас строится новое здание) и от улицы «проспект Геническ» (улица Ленина) до «Миллионки» (Красноармейская).
Мельница сначала состояла из двух этажей. Новый хозяин достроил еще три. Давала она до революции до 20-ти тысяч пудов муки в сутки.
Чтобы отгрузить такую массу хлеба, использовались каждый день около 100 подвод, которые «курсировали» по маршруту мельница—порт—вокзал.
После революции она была национализирована. Троник эмигрировал в Америку, в середине 50-х годов вернулся на родину его сын, одинокий старик. Некоторое время он преподавал в музыкальной школе по классу скрипки.
До войны мельница производила муку, манку, крупу, масло. Хлеб, вплоть до 1941-го, экспортировался за рубеж, даже накануне второй мировой отправлялся в Германию.

С началом Великой Отечественной войны, часть оборудования мельницы было эвакуировано, часть повреждена, а часть взорвали.
Во время артобстрела города немцами с Арабатской Стрелки и с моря была разрушена 60-ти метровая мельничная труба (поскольку невольно служила ориентиром для обстрела).
Так Геническ утратил свое значение как крупный центр по производству и импорту муки. Впрочем, если б мельница и сохранилась, вряд ли она работала бы сегодня на экспорт…
Сейчас на бывшей мельничной территории находятся: здание банка, общежитие, спортзал, столовая медучилища, дом ветеранов, ресторан, компьютерный центр. Сохранились и подвалы, находившиеся под мельницей.
После революции она была национализирована. Троник эмигрировал в Америку, в середине 50-х годов вернулся на родину его сын, одинокий старик. Некоторое время он преподавал в музыкальной школе по классу скрипки.

До войны мельница производила муку, манку, крупу, масло. Хлеб, вплоть до 1941-го, экспортировался за рубеж, даже накануне второй мировой отправлялся в Германию.
С началом Великой Отечественной войны, часть оборудования мельницы было эвакуировано, часть повреждена, а часть взорвали.
Во время артобстрела города немцами с Арабатской Стрелки и с моря была разрушена 60-ти метровая мельничная труба (поскольку невольно служила ориентиром для обстрела).
Так Геническ утратил свое значение как крупный центр по производству и импорту муки. Впрочем, если б мельница и сохранилась, вряд ли она работала бы сегодня на экспорт…
Сейчас на бывшей мельничной территории находятся: здание банка, общежитие, спортзал, столовая медучилища, дом ветеранов, ресторан, компьютерный центр. Сохранились и подвалы, находившиеся под мельницей.

В 1822 году в Геническе было 40 дворов и проживало 468 жителей.
В этом же 1822 году в центре Геническе был построен храм Успения Божьей Матери.
Во время Крымской войны храм был сильно повреждён, поэтому в 1857 году строится новый деревянный храм, а в 1870 – на этом же месте – из керченского камня, воздвигли Успенский кафедральный собор с колоколом в 107 пудов (1,7 тонны). В советские годы, храм был разрушен до основания.
Население городка занималось в основном скотоводством (имелось 408 лошадей, 558 голов крупного рогатого скота, 1056 овец), а также земледелием, рыболовством, добычей соли в озерах Генической группы. Всё больше возрастала роль рыбного промысла и торговли.
Государственные крестьяне несли тяжелое время поборов и повинностей. Они платили государству оброк, подушную подать, а также отбывали дорожную, гужевую и другие повинности.
Через земли Геническа проходила дорога, по которой чумаки везли соль, добываемую в генических и крымских озерах, на Украину и в южные районы России. Здесь находились контора и склады солепромысла.

В 1835 г. был проложен почтовый тракт (с 5 станциями) от Геническа по Арабатской Стрелке. Тогда же появились первые портовые сооружения. С ростом городов и увеличением спроса на хлеб на мировом рынке скотоводство уступило первое место земледелию.
В 1835 году началось воздвижение портовых сооружений и был проложен почтовый тракт до Феодосии.
В 1837 г. Геническ стал местечком и вошел в Юзкуйскую волость Мелитопольского уезда Таврической губернии.
Вплоть до революции это местечко имело такой неприглядный вид окраинного поселения, что «человек, который переходил Соборную улицу (ныне Воровского), тонул по шею в грязи», «На центральной улице были сплошные болота. Приходилось ставить вехи для ориентации гужевого транспорта…». Летом на улицах поднимались большие клубы пыли.
Откуда бы ни приближался к Геническу, всегда видны были купола церкви, а колокольня — за многие километры. Были рядом с ней сторожка и церковная школа, вокруг — красивый, высокий, литой из чугуна забор, который и сейчас ограждает больницу и поликлинику.
А колокола, какие были! Когда, звонили, так слышно было не только в Новоалексеевке и Юзкуях (Фрунзе), но и в Рыково (Партизанах).
Где – то в 1936-1937 годах Собор разрушили. Вырос на этом месте сквер имени Пушкина.

Была раньше деревянная церковь на городском кладбище, в ней отпевали покойников. Сохранилась до нынешних дней лишь одна церковь в городе. Была она когда-то монастырской.
В здании старого диспансера жили монахи. Ниже его был заезжий двор — постоялый. Останавливались там зажиточные крестьяне, привозили для монастыря зерно, другие продукты.
Монахи — и мужчины, и женщины — трудились в монастырском хозяйстве.
Была в городе и синагога. Находилась еврейская молельня в доме по улице Юзкуйской (пр. Мира), где-то между двухэтажными зданиями школы № 2 и медучилища.
1851 год. Ежегодная ярмарка в городе. По улице Геническа тянулся непрерывный ряд чумаков, другим рядом двигались татарские и ногайские арбы, влекомые двугорбыми верблюдами или безобразными и тощими лошадьми. Между двух главных этих поездов ехали греки, армяне, русские извозчики, немцы, цыгане и жиды.
Площадь геническая, с лавками и базаром, превратилась в оглушающую гвалтом народа ярмарку. Перепечайки продавали хлебы, булки и бублики, совали их в руки покупателям или, потрясая ими в воздухе, кричали во всё горло: «Дядьки, парубки, человеки, сюда! Бубликов, паляниц, книшей, пампушек!» Оглашая, таким образом, базар, они похожи были на общество лягушек в болоте.
В толпе чёрных чумаков синели немцы и немки под большими соломенными шляпами, пестрели гологоловые татары и ногаи в бараньих шапках; меж них и повсюду юлили оборванные и длиннополые жидки, вертелись верхом на сдыхающих клячах цыгане, гадали встречному и поперечному цыганки, а полунагие детища их выплясывали где-нибудь «халяндру». Русские извозчики суетились, кричали и бранились за всех.

Малороссияне с паляницами и мазницами в руках важно расхаживали по базару. Крик, гвалт и песни этой разноплеменной толпы, рёв верблюдов, мычание и сап волов, ржание лошадей, скрип и стук арб, возов, телег, фургонов и жидовских каруц были страшные.
Окна и двери домов были раскрыты настежь. Из труб их густыми клубами валил дым и, гонимый ветром вниз, расстилался по улицам и по базару, где блестели кучи яблок, дынь, арбузов; стояло множество возов с сеном, с хлебом; висели и лежали кожи, сапоги, оси, кадки, хомуты, бочки со смолой, с дёгтем и мёдом; бродили и хрюкали свиньи с поросятами, пожирая что ни попало; виляли собаки, в надежде схватить где-нибудь булку, кусок мяса, пирог или что другое. Множество всякой рыбы висело в низках, лежало в кучах и на возах.
Из питейного дома, как пчёлы из улья, валило множество всякого народа и, расходясь по базару, покупало и ело все горячее и лакомое: сластены, сальники, пирожки, яблоки, пряники, (оселедцы) сельди, виноград и сметану. Лошади, волы и верблюды ели сено или бурьян.
Съезжавшиеся с противоположных сторон или тут же останавливались, или проезжали дальше и спешили на перевоз. Везде слышались приветствия, брань, звон почтовых колокольчиков и прочее.
Встретившиеся приятели тут же обнимались и целовались и, после двух-трёх слов, спешили выпить.
Толпа полупьяных забродчиков с песнями и бабами плелась через базар или, составив кружок, и под нарезывание скрипки, бубна и цымбал, с шумом и топаньем отличалась в казачке, в гопаке и в присядке, а кругом её дивились молодицы в капорах, в очипках, в плахтах и спидницах.
Торгаши и купчики тут же кричали и дёргали за полы и рукава отбивающихся покупателей, били их сто раз по рукам, снимали с них шапки, и так или сяк насильно навязывали им свой товар.
Утро или, лучше сказать, начало дня было хотя и ясное, но скоро подул юго-восточный ветер; и через базар и по улицам несло столько песку, пыли и густых клубов дыма, что нужно было закрывать глаза, рот и нос.
Игорь Пирогов, из второй главы книги «Джениче, Ениче, Гениче».